За двадцать лет до того, как мой тест на беременность вернулся положительный, я наблюдала, как кричащий малыш, которого я нянчила, бросил ее маринад по лестничной марше, и я удивлялся, почему кто-то в здравом уме захочет иметь детей.
Родители маленькой девочки заверили меня, что, хотя она может расстроиться, когда они уйдут, она успокоится, предложив целый маринованный укроп прямо из банки.
После очевидного провала этой стратегии я часами пытался отвлечь ее мультфильмами, качелями на заднем дворе и различными играми, но безрезультатно. Она плакала без остановки и, наконец, уснула на полу под своей кроватью. Я никогда не возвращался.
Что если я не люблю своего ребенка?
Эта маленькая девочка, наряду со многими другими детьми, которых я не могла очаровать в дни няни, была в моей голове, когда мой доктор впервые пригласил меня задать вопросы о моей беременности. Я не мог озвучить реальные проблемы, которые поглотили меня: что если я не люблю своего ребенка? Что если мне не нравится быть матерью?
Личность, которую я развивал в течение последних двух десятилетий, была сосредоточена на успехах в школе и моей карьере. Возможно, дети были далекими, зарезервированными для туманного будущего времени. Проблема с наличием детей заключалась в том, что мне нравилось спать. Мне нужно было время, чтобы почитать, пойти на занятия йогой или пообедать в ресторане, не отвлекаясь от плачущего младенца, капризного малыша, ноющего подростка. Когда я был с детьми друзей, эта невежественная няня-подросток снова появилась - мистического материнского инстинкта нигде не было.
«Все хорошо, вот увидишь», - говорили мне все. «С вашими детьми все по-другому».
В течение многих лет я думал, правда ли это. Я завидовал уверенности людей, которые сказали «нет» - или «да» - иметь детей и никогда не колебались. Я ничего не делал, но дрогнул. На мой взгляд, женщине не нужны дети, чтобы быть полноценным человеком, и я никогда не чувствовал, что сильно скучаю.
И все еще.
Это далекое от того, чтобы иметь детей, начинало ощущаться как сейчас или никогда, когда мои биологические часы неумолимо тикали. Когда мы с мужем прошли семь лет брака, когда я приблизился к возрасту ужасно называемой «гериатрической беременности» - 35 лет - я неохотно поднялся с забора.
За напитками и тусклой свечой в темном коктейль-баре рядом с нашей квартирой, мы с мужем говорили о том, чтобы поменять противозачаточные препараты на дородовые витамины. Мы переехали в новый город, ближе к семье, и это казалось подходящим временем. «Не думаю, что когда-нибудь почувствую себя полностью готовым», - сказал я ему, но я был готов совершить прыжок.
Через четыре месяца я была беременна.
Зачем ты пытался, если не был уверен, что хочешь ребенка?
Показав мужу маленький розовый знак плюс, я бросила тест на беременность прямо в мусорное ведро. Я думал о своих друзьях, которые два года пытались завести ребенка, и о бесчисленных раундах лечения бесплодия, о людях, которые могли бы увидеть этот знак плюс с радостью, облегчением или благодарностью.
Я пытался и не смог представить, что я меняю подгузники и кормлю грудью. Я провел 20 лет, отрицая этого человека. Я просто не был "мамой".
Мы пытались родить ребенка, и у нас был ребенок: логично, я думал, я должен быть в восторге. Наши друзья и семья все визжали от удивления и радости, когда мы рассказывали им новости. Моя свекровь плакала от счастливых слез, которые я не смогла собрать, моя лучшая подруга хлынула о том, как она взволнована для меня.
Каждое новое «поздравление» выглядело как очередное обвинение в моем отсутствии привязанности к пучку клеток в моей матке. Их энтузиазм, призванный обнять и поддержать, оттолкнул меня.
Какой я мог бы быть матерью, если бы я не любил своего будущего ребенка? Я заслужил этого ребенка вообще? Может быть, это то, что вам сейчас интересно. Может быть, моему сыну следовало быть предназначенным для кого-то, кто знал без всякого шепота неуверенности, что они хотели его, любили его с того момента, как узнали, что он существует. Я думал об этом каждый день. Но хотя я ничего не чувствовал к нему, не поначалу, не долгое время он был моим.
Я держал большинство своих забот в секрете. Я уже опозорился из-за эмоций, которые расходились с тем, что в мире часто бывают радужные взгляды на беременность и материнство. «Дети - это благословение», - говорим мы - подарок. Я знал, что не смогу противостоять подразумеваемой критике, которая исходила от того, как угасла улыбка моего доктора или увидела беспокойство в глазах моих друзей. А потом возник вопрос: зачем ты пытался, если не был уверен, что хочешь ребенка?
Большая часть моей двойственности проистекает из шока. Принятие решения о рождении ребенка было сюрреалистичным, все еще являющимся частью моего туманного будущего, просто слова обменивались мерцающей свечой. Обнаружение, что у нас был этот ребенок, было сильной дозой реальности, которая требовала времени для обработки. У меня не было еще 20 лет, чтобы переосмыслить свою личность, но я был рад, что у меня осталось еще девять месяцев, чтобы приспособиться к идее новой жизни. Не только ребенок, приходящий в мир, но и изменяющий форму моей собственной жизни, чтобы соответствовать ему.
Я тот же человек, и я не
Моему сыну сейчас почти год, привлекательный «маленький боб», как мы его называем, который, безусловно, изменил мой мир. Я оплакивал потерю моей прежней жизни, приспосабливаясь и празднуя эту новую.
Теперь я нахожу, что я часто существую в двух пространствах одновременно. Во мне есть «мама», новый аспект моей идентичности, который появился со способностью к материнской любви, которую я никогда не считал возможным. Эта часть меня благодарна за время пробуждения в 6 часов утра (вместо 4:30 утра), она могла часами петь «Row, Row, Row Your Boat», просто чтобы увидеть еще одну улыбку и услышать еще один сладкий смешок, и хочет останови время, чтобы мой сын всегда был маленьким.
Тогда есть сторона меня, которую я всегда знал. Тот, кто с тоской вспоминает дни позднего сна на выходных и с завистью смотрит на бездетных женщин на улице, зная, что им не нужно упаковывать 100 фунтов детской одежды и бороться с коляской, прежде чем выйти из двери. Тот, кто отчаянно нуждается во взрослой беседе и не может ждать, когда мой сын станет старше и станет более независимым.
Я обнимаю их обоих. Мне нравится, что я считаю себя «мамой», и ценю, что для меня всегда будет больше, чем материнство. Я один и тот же человек, а я нет.
Одно можно сказать наверняка: даже если мой сын начнет бросать соленые огурцы, я всегда вернусь за ним.
Эрин Олсон все еще борется за то, чтобы найти этот неуловимый баланс между работой и личной жизнью между работой в сфере маркетинга, занятой полный рабочий день, независимым письмом на стороне и обучением работе в качестве мамы. Она продолжает поиски из своего дома в Чикаго при поддержке мужа, кошки и маленького сына.
