То, как мы видим, как мир формирует то, кем мы хотим быть, - и обмен неотразимым опытом может сформировать то, как мы относимся друг к другу, к лучшему. Это мощная перспектива
Хотя мое расстройство пищевого поведения началось, когда мне было 10 лет, прошло четыре долгих года, прежде чем кто-то поверил, что у меня оно есть - результат того, что у меня нет веса тела, который так часто ассоциируется с расстройствами пищевого поведения.
До постановки диагноза меня отправили в программу для младших наблюдателей за весом. Оказывается, это станет катализатором моей 20-летней битвы с булимией и, в конечном итоге, нервной анорексией.
Я следовал диете около двух недель и был на седьмом небе от потери веса. Но через две недели было похоже, что этот переключатель был включен. Внезапно я не мог прекратить пьянство.
И я был в ужасе.
Я не мог понять, почему у меня было так мало контроля, когда я отчаянно хотел похудеть больше всего на свете.
Я рано узнал, что быть худым - значит быть любимым в моей семье, и в конце концов я начал ежедневно чистить. Я хорошо помню, как рассказывал школьному консультанту в 12 лет о том, что я делал. Я чувствовал сильное чувство стыда, делясь этим с ней.
Когда она сообщила об этом моим родителям, они не поверили, что это правда из-за размера моего тела.
Исследования показали, что чем раньше выявляется и лечится расстройство пищевого поведения, тем лучше результаты лечения. Но из-за размера моего тела, только когда мое расстройство питания вышло из-под контроля в возрасте 14 лет, даже моя семья больше не могла отрицать, что у меня была проблема.
Но даже после того, как мне поставили диагноз, мой вес означал, что доступ к правильному лечению все еще был тяжелым сражением.
С раннего возраста я узнал, что мой размер означал ограниченный доступ к лечению
С самого первого дня я сталкивалась с препятствиями на каждом углу, когда приходилось получать необходимую мне помощь - почти всегда из-за моего веса. Во время моего первого сеанса лечения я помню, что не ел, и мой врач в палате поздравил меня с похудением.
«Вы потеряли столько веса на этой неделе! Посмотрите, что происходит, когда вы перестаете пьянствовать и очищаться! » он прокомментировал.
Я очень быстро понял, что из-за того, что у меня не было лишнего веса, еда была необязательной, несмотря на то, что у нее было расстройство пищевого поведения Я был бы благодарен за точно такое же поведение, которое имело огромное значение для кого-то в меньшем теле.
Что еще хуже, моя страховка подтвердила, что мой вес сделал мое расстройство пищевого поведения неактуальным. И поэтому меня отправили домой только через шесть дней лечения.
И это было только начало.
Я бы потратил большую часть своего подросткового и раннего 20-х годов на лечение и от моей булимии. И хотя у меня была хорошая страховка, моя мама провела эти годы, сражаясь с моей страховой компанией, пытаясь изо всех сил, чтобы получить продолжительность лечения, в которой я нуждалась.
Что еще хуже, непрерывное послание, которое мне давали те, кто работал в области медицины, было то, что все, что мне нужно, это самодисциплина и больший контроль для достижения меньшего тела, которого я так отчаянно желал. Я постоянно чувствовал себя неудачником и считал, что я слаб и отвратителен.
Количество ненависти к себе и стыда, которое я чувствовал в подростковом возрасте, неописуемо.
Я не причинял себе вреда, но общество говорило мне по-другому
В конце концов, мое расстройство пищевого поведения перешло в анорексию (часто расстройства пищевого поведения меняются на протяжении многих лет).
Стало так плохо, что член семьи однажды попросил меня поесть. Я помню, как испытывал глубокое чувство облегчения, потому что впервые в жизни мне дали разрешение, в котором я нуждался, чтобы заняться чем-то, что так необходимо для выживания моего тела.
Однако только в 2018 году моя команда по лечению официально поставила диагноз анорексия. Тем не менее, несмотря на то, что моя семья, друзья и даже медработники были обеспокоены моим жестким ограничением, тот факт, что мой вес был недостаточно низким, означал, что возможности получения помощи были ограничены.
Когда я еженедельно посещал своего терапевта и диетолога, я был настолько истощен, что моего амбулаторного лечения было недостаточно для того, чтобы помочь мне справиться с моим расстройством пищевого поведения.
Но после долгих уговоров моего диетолога я согласился пойти на местную стационарную программу. Как это часто случалось на протяжении всей моей поездки, программа не принимала меня, потому что мой вес был недостаточно низким. Я помню, как повесил трубку и сказал диетологу, что мое расстройство пищевого поведения не может быть таким серьезным.
В этот момент я регулярно теряла сознание, но стационарная программа, направленная на то, чтобы меня опровергнуть, вылилась в мое отрицание серьезности расстройства пищевого поведения.
Даже когда я приблизился к поиску правильного лечения, меня все еще встречала фетобия от медицинских работников
Ранее в этом году я начал посещать нового диетолога, и мне даже посчастливилось получить стипендию для частичной и частичной госпитализации. Это означало, что у меня был доступ к лечению, которое, скорее всего, было бы отказано моей страховой компанией из-за моего веса.
Тем не менее, даже когда я приблизился к получению помощи, в которой я так отчаянно нуждался, я все еще сталкивался с медицинскими работниками, которые продвигали повествование о фатфобии.
Однажды одна медсестра неоднократно говорила мне, что я не должна есть всю еду, которую я получала во время процесса выздоровления. Она сказала мне, что есть и другие способы справиться с «пищевой зависимостью», и я мог бы воздержаться от определенных групп продуктов после того, как ушел с лечения.
Сказать, что я воздерживаюсь от еды, когда мне было страшно от еды, было смешно даже для меня. Но мой мозг с расстройством пищевого поведения использовал это как боеприпасы, чтобы объяснить, что моему организму просто не нужна еда.
Правильное лечение означало научиться чувствовать себя в безопасности, чтобы питать свое тело
К счастью, в течение этих последних нескольких месяцев мои нынешние диетологи рассматривали мои ограничения на питание как серьезную проблему.
Это сыграло большую роль в моей способности соответствовать лечению, так как я мог чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы есть и питать свое тело. С самого раннего возраста я узнал, что есть и хотеть есть было стыдно и неправильно. Но это был первый раз, когда мне дали полное разрешение съесть столько, сколько я хотел.
Пока я нахожусь в восстановлении, я работаю каждую минуту каждого дня, чтобы сделать лучший выбор.
И хотя я продолжаю работать над собой, я надеюсь, что наша медицинская система начинает понимать, что фетофобии нет места в здравоохранении и что расстройства пищевого поведения не являются дискриминационными - это относится к разным типам телосложения.
Шира Розенблут, LCSW, является лицензированным клиническим социальным работником в Нью-Йорке. Она любит помогать людям чувствовать себя лучше в своем теле любого размера и специализируется на лечении расстройств пищевого поведения, расстройств пищевого поведения и неудовлетворенности имиджем тела, используя подход, не зависящий от веса. Она также является автором популярного блога в стиле позитивного тела, который публикуется в журналах Verily, The Everygirl, Glam и laurenconrad.com. Вы можете найти ее в Instagram.
